Начинаю выкладывать мой перевод глав опубликованной в 1971 году книги профессора Б.Ф. Скиннера "Превыше свободы и чести" - B . F . Skinner , " Beyond Freedom and Dignity ", название которой обычно переводят как "По ту сторону свободы и достоинства". Прежде всего должен заметить, что сам Скиннер (см. например., свидетельство в биографии Скиннера: D . W . Bjork , " B . F . Skinner . A Life ", стр. 200) хотел озаглавить эту книгу " Freedom and Dignity ", но издатель настоял на том, чтобы она была названа в подражание двум скандально известным опусам: Ф. Ницше "По ту сторону добра и зла" и З. Фрейда "По ту сторону принципа удовольствия".
Отрицательные последствия этого дешевого коммерческого трюка не заставили себя долго ждать. Все противники Скиннера и бихевиоризма сразу же ухватились за это воняющее дешевой сенсационностью заглавие, использовав его как отправной пункт своих нападок. Практически вся "интеллектуальная элита" США ополчилась против этой книги Скиннера - уж очень удобной мишенью для нападок было её (не отражающее смысла книги, состоящего в научном объяснении, а вовсе не в хулиганско-анархистском ниспровержении этических принципов) название. Запевалой хора медиальных клеветников стал небезызвестный Хомский-Чомский - горе-лингвист-оккультист и социал-либераст - своей разгромной "рецензией" в New York Review of Books . Он явно не читал саму книгу, и выступил совершенно не по делу этаким преисполненным негодования благородным рыцарем, защищающим "американские ценности свободы и демократии" от мнимых человеконенавистнических фантазий Скиннера, якобы не видящего разницы между человеком и голубями или крысами.
Однако при всей примитивности этой медиальной "критики" она принесла и Скиннеру, и делу бихевиоризма непоправимый вред. Именно в 1970-х годах начинается сворачивание финансирования бихевиористских исследований в американских университетах и вытеснение бихевиористов из университетов приверженцами псевдонауки - когнитивистско-меннталистской "психологии", процветающей и поныне.
Причина этого ретроградного движения от экспериментальной науки к умозрительной схоластике, на мой взгляд, состоит в принципиальной лицемерности и преступности американского образа жизни. Потайные механизмы тоталитарной власти капитала, движущие американским обществом, замаскированы святошеством и высокопарной либерастской демагогией, и поэтому применение бихевиористских принципов социальной инженерии для действенного и оптимального исправления пороков американского образа жизни, которые стали очевидны в США в 1960-е и 1970-е годы для очень многих, разбуженных движением за права негров и протестами против агрессии США во Вьетнаме, было немыслимо для истинных, закулисных властелинов империи доллара.
Ведь одно дело - анархический индивидуалистский бунт молодёжи, опьяненной туманными идеалистическими мечтаниями, а совсем другое - предложение не только альтернативного образа жизни, но и научно-технологического аппарата, дающего реальную возможность целенаправленно осуществить преобразование общества. Существовавшее положение вещей вполне удовлетворяло правящую капиталистическую элиту США, и поэтому она сделала всё возможное для того, чтобы руками продажных медиальных "идеалистов" ошельмовать Скиннера в масс-медиях, руками псевдоученых-когнитивистов - диффамировать и дискредитировать бихевиоризм, отказать ему в компетентности в якобы "сознательной и разумной" сфере общественных и межличностных отношений и в конце концов предать его всеобщему забвению.
Украинская "революция гадости" именно такова. Запад не имеет иной цели, кроме создания на Украине обстановки перманентного хаоса и беспредела, необходимого ему для ведения террористической войны против России. Ни одна из марионеток Запада, приведенных к власти фирмой "Нуланд, ЦРУ & Co ." не даст одураченным хохлам ни "эвропэйской цивилизации", ни мало-мальски сносного уровня жизни. Будущее Украины, предначертанное Западом, можно видеть ныне в Ливии, Ираке и Йемене. Не случайно Запад привёл к власти в Киеве наших исконных врагов - сионистских олигархов "Потрошенко-Вальцман & Co ." Его цель - превратить Украину в "несостоявшееся государство - failed state ", и фашистско-бандеровская составляющая киевского марионеточного режима заточена на разрушение привычного образа жизни, созданного на Украине Советской Властью, при помощи террора против гражданского населения всей Украины, а вовсе не на создание какого-то мифического "евробандеровского рая".
Учение радикального бихевиоризма - социалистическое по своей глубочайшей сути, потому что отвергает буржуйские идеалистические, индивидуалистические измышления о том, что якобы "свободные личности" творят и общественное устройство, и историю. Напротив, трезвая, истинно научная, подкрепленная неопровержимыми экспериментальными данными точка зрения бихевиоризма на общественные отношения состоит в понимании того, что как раз наоборот, личность является продуктом, творением взрастившего её общества, сколь бы гениальной, или наоборот, патологической, эта личность ни была.
Следовательно, межличностные и общественные отношения формируют человеческие "характеры" и "привычки" (т.е. шаблоны поведения), а вовсе не наоборот, и этот процесс оперантной адаптации индивидов к реальным (а не иллюзорным) общественным нормам несоизмерим по своей мощи с жалкими силёнками отдельных личностей, по-донкихотски пытающихся изменить общество при помощи каких-нибудь своих "сверхценных идей", будь то религиозных, когнитивистских, марксистских или каких-либо иных.
Почему я счёл нужным перевести заглавие этой книги " Beyond Freedom and Dignity " на русский язык так: "Превыше свободы и чести"? - Потому что свобода и честь - индивидуалистические и порой даже антиобщественные ценности, превращаемые буржуазным обществом в произвол и чванство денежных мешков. Что может стоять превыше их? - Ну конечно, не "ценности", а принципы коллективизма - равенство, взаимопомощь, солидарность и любовь к ближним, - которые можно возродить в исковерканном капитализмом обществе только при помощи бихевиористской технологии оперантной социальной инженерии.
Короче, бихевиористский социализм - это реальная возможность целенаправленно осуществить важнейший завет Ленина, который так и не удалось воплотить в жизнь ни ему самому, ни его измельчавшим и изгадившимся КПССным "наследникам": УЧИТЬСЯ КОММУНИЗМУ! Я надеюсь, что нынешние читатели этой книги поймут правоту Скиннера в его споре с тогдашним политическим и научным истеблишментом США и практически применят его научное наследие для построения общества социальной справедливости.
Профессор Б.Ф. Скиннер
"Глава 1: Технология поведения
Пытаясь решить ужасающие проблемы, которые стоят перед нами в нынешнем мире, мы, естественно, делаем то, что у нас лучше всего получается. Мы применяем то, в чём мы сильны; а наша сила - это наука и техника. Чтобы сдержать демографический взрыв, мы ищем лучшие методы контроля над рождаемостью. Видя угрозу ядерной войны, мы создаём ядерный потенциал сдерживания противника и системы противоракетной обороны. Мы пытаемся предотвратить глобальную угрозу голода новыми сельскохозяйственными культурами и более эффективными способами их выращивания. Улучшение санитарных условий и медицина, как мы надеемся, победят болезни; улучшение жилищных условий и транспортной сети решит проблемы негритянских гетто, а новые методы минимизации и утилизации отходов остановят загрязнение окружающей среды. Мы даже можем констатировать значительные достижения во всех этих областях, и вовсе не удивительно, что мы должны стремиться к их дальнейшему увеличению. Однако положение становится все хуже и хуже, и обескураживает то, что оказывается, что в этом всё более и более повинны сами используемые технологии. Санитария и медицина сделали проблемы роста населения более острыми, война стала ещё более ужасной с изобретением ядерного оружия, а потребительское стремление к благополучию в значительной степени ответственно за загрязнение окружающей среды. Как сказал Дарлингтон:
"Каждый новый источник, из которого человек черпает своё могущество на земле, всегда использовался так, что перспективы для следующих поколений суживаются. Весь его прогресс был достигнут за счет ущерба для окружающей среды, который он не может возместить и не мог предвидеть."
Независимо от того, можно ли было предвидеть этот ущерб или нет, человек должен возместить его, или он потеряет всё. И он сможет сделать это, лишь если он поймёт суть проблемы. Применение физических и биологических наук не решит наших задач, потому что решения лежат в совсем иной области. Лучшие противозачаточные средства сдержат рост населения, только если люди будут ими пользоваться. Новые системы оружия смогут преодолеть новые средства защиты от них и наоборот, но ядерная катастрофа будет предотвращена только тогда, когда будут устранены условия, при которых государства затевают войну. Новые методы сельского хозяйства и медицины не помогут, если их не будут применять на практике, а жилищный вопрос - дело не только строительства и планирования городов, но и образа жизни людей. От перенаселенности можно избавиться, лишь поощряя людей не селиться скученно, а окружающая среда будет деградировать до тех пор, пока люди не откажутся от деятельности, загрязняющей её.
Короче говоря, мы должны сделать огромные изменения в поведении человека, и мы не сможем сделать это лишь с помощью физики или биологии, независимо от того, как бы мы ни старались. (Есть ведь ещё и другие проблемы, такие как кризис нашей системы образования и недовольство и бунтарство молодежи, к которым физические и биологические технологии столь очевидно не имеют ни малейшего отношения, что их никогда не пытались применять.) Вовсе не достаточно "использовать технологии с более глубоким пониманием человеческих проблем ", или "поставить технологии на службу духовным потребностям человека", или "побуждать технологов к тому, чтобы они занимались проблемами человечества." Из таких выражений следует, что там, где начинается человеческое поведение, технология кончается, и тут мы должны продолжать, как это делалось и прежде, полагаясь на то, что нам известно по личному опыту, или на хранилище опыта людей прошлого, называемое историей, или на те концентраты человеческого опыта, которые можно найти в народной мудрости и эмпирических правилах. Всё это было доступно уже много столетий, и все, что можно показать как результат - это нынешнее положение дел в мире.
Чего нам не хватает, так это технологии поведения. Мы могли бы решить наши проблемы очень быстро, если бы можно было регулировать рост населения мира столь же точно, как мы корректируем орбиту космического корабля, или улучшать состояние сельского хозяйства и промышленности хотя бы с долей той уверенности, с которой мы ускоряем элементарные частицы до высоких энергий, или двигаться в направлении мира во всем мире с чем-то похожим на тот постоянный прогресс, с которым идет приближение к абсолютному нулю температуры (хотя обе цели, похоже, так и останутся недоступными). Однако для этого у нас нет технологии управления поведением, сопоставимой по силе и точности с технологией физики и биологии; более того, тех, кто не считает саму возможность этого смехотворной, она скорее ужасает, чем обнадеживает. Вот насколько мы еще далеки от "понимания человеческих проблем" в том смысле, в котором физика и биология понимают проблемы в своей собственной сфере, и насколько мы далеки от способности предотвратить ту катастрофу, к которой мир, по-видимом, неумолимо движется.
Можно сказать, что две с половиной тысячи лет назад человек понимал себя в той же мере, как и любую часть окружающего мира. Сегодня он способен понимать себя самого хуже, чем что-либо иное. Физика и биология прошли большой путь прогресса, однако никакого подобного этому развития чего-то вроде науки о поведении человека так и не было. Физика и биология древней Греции представляют сейчас разве что исторический интерес (ни один современный физик или биолог не обратится к Аристотелю за помощью), а вот диалоги Платона по-прежнему преподают студентам и цитируют, как будто бы они проливают свет на поведение человека. Аристотель не смог бы понять и страницу нынешнего учебника физики или биологии, но Сократ и его друзья имели бы лишь минимальные затруднения с пониманием новейших ученых дискуссий по гуманитарным вопросам. А что касается технологии, то мы достигли огромных успехов в управлении физическими и биологическими процессами, но вот прогресс нашей практической деятельности в сферах государства, образования и большей части экономики, пусть и адаптированной к самым разнообразным условиям, не особо велик.
Мы вряд ли можем объяснить это, заявив, что древние греки знали все, что нужно знать о человеческом поведении. Конечно, они знали о нем больше, чем они знали о физическом мире, но это было воистину мизерное знание. Кроме того, их способу мышления о поведении человека, очевидно, был присущ роковой дефект. В то время как древнегреческая физика и биология, несмотря на всю свою примитивность, в конечном итоге привела к современной науке, древнегреческие теории человеческого поведения завели нас в никуда. И если они и сегодня довлеют над нами, то это не потому, что они содержали какую-то вечную истину, а потому, что они не содержали семян ничего лучшего.
Конечно, любой может утверждать, что человеческое поведение - это особенно сложная "материя". Это действительно так, и мы особенно склонны так думать именно потому, что мы столь некомпетентны в ней. Но современная физика и биология успешно занимаются предметами, которые отнюдь не проще, чем многие аспекты поведения людей. Разница в том, что инструменты и методы, которые они используют, соразмерны сложности поставленных задач. Но тот факт, что инструменты и методы соответствующей мощности недоступны в области исследования человеческого поведения - это ещё не всё объяснение, а только его часть. Да разве полет человека на Луну осуществить действительно проще, чем повысить качество обучения в наших общеобразовательных школах? Или построить для всех лучшее жильё, достойное человека? Или предоставить всем полезную хорошо оплачиваемую работу и, как следствие, дать им более высокий уровень жизни? Вопрос тут не в выборе приоритетов, потому что никто не осмелился бы сказать, что куда важнее всего этого добраться до Луны. Нет, захватывающая суть полёта на Луну - это то, что он стал осуществим. Наука и технология достигли уровня, на котором с помощью одного большого рывка вперёд это можно было сделать. Но в отношении проблем, связанных с поведением человека, вовсе нет подобного энтузиазма. Нам ещё далеко до их решения.
Проще всего сделать вывод, что в человеческом поведении должно быть что-то такое, что делает научный анализ, и, следовательно, эффективную технологию невозможными. Но мы всё еще ни в коем случае не исчерпали возможности для этого. Напротив, есть даже подозрение, позволяющее заявить, что научные методы едва ли были применены в исследовании поведения человека. Да, использовались инструменты науки; что-то высчитывалось, измерялось и сравнивалось; однако что-то важное для научной практики напрочь отсутствует почти во всех современных дискуссиях о человеческом поведении. Это имеет прямое отношение к нашему пониманию причин поведения. (Термин "причина" теперь редко употребляется в серьёзных научных трудах, но тут его вполне можно использовать.)
Первое знакомство человека с причинами, вероятно, происходит из опыта его собственного поведения: предметы перемещаются, когда он ими двигает. Если перемещаются другие предметы, то это оттого, что ими кто-то двигает, и если движителя не видно, то это потому, что он невидим. Древнегреческие боги служили в этой роли причин физических явлений. Они обычно находились вне движимых ими предметов, но порой могли вселиться в них, делая их "одержимыми". Физика и биология вскоре отказались от объяснений такого рода и обратились к более полезным видам причин, но этот шаг так и не был предпринят в отношении человеческого поведения. Разумные люди теперь уже не верят, что бывает "одержимость" демонами (хотя изгнание бесов иногда практикуется, и ссылки на демоническое снова появились в опусах психотерапевтов), но поведение людей все еще обычно приписывается некоему обитающему внутри них "действующему началу". Например, говорят, что малолетний преступник страдает от дефектов личности. Так выражаться имело бы смысл лишь в том случае, если бы "личность" была чем-то отличным от тела, которое-то и попало в переделку. Это различие выясняется, когда начинают рассуждать, что одно тело якобы содержит несколько личностей, которые управляют им по-разному в разные моменты. Психоаналитики постулировали три таких личности - "Я - Ego ", "Сверх-Я - Super - Ego " и "Оно - Id " - и утверждают, что взаимодействия между ними ответственны за поведение человека, в котором они якобы "обитают".
Хотя физика впоследствии перестала персонифицировать предметы подобным образом, это продолжалось в течение долгого времени, когда утверждалось, что у предметов будто бы есть воля, импульсы, чувства, намерения и другие частные атрибуты обитающего в них "движителя". Согласно Баттерфилду, Аристотель утверждал, что тело при падении ускоряется потому, что оно всё более и более ликует, оказываясь всё ближе и ближе к своей цели, а более поздние авторитеты схоластики полагали, что ядро движет некий "импульс", который иногда называли "стремительностью - impetuosity ". От всего этого в конечном итоге отказались, и правильно сделали, однако науки о поведении до сих пор объясняют его подобными внутренними "сущностями". Никого не удивляет, когда говорят, что человек, принося хорошие новости, шагает быстрее, потому что он чувствует ликование, или действует неосмотрительно из-за своей импульсивности, или упорно придерживается одного и того же образа действий из-за своей силы воли. Неосторожные телеологические высказывния о "целях" по-прежнему можно найти в физике и биологии, но стандартная практика уже избавилась от них; напротив, почти всеми человеческое поведение приписывается намерениям, планам, целям и задачам. Если всё еще возможен вопрос, может ли автомат иметь цель деятельности, то этот вопрос подразумевает (и это надо подчеркнуть): может ли он в этом быть подобным человеку.
Физика и биология отошли подальше от персонифицированных причин, когда они начали приписывать поведение вещей сущностям (началам), качествам или их природе. Для средневекового алхимика, например, некоторые из свойств вещества могли быть связаны с "меркуриальной" (ртутной) сущностью, и вещества сравнивали согласно тому, что можно назвать "Химией индивидуальных различий." Ньютон жаловался на привычку своих современников: "Если нам говорят, что каждый род вещей наделен сокровенным специфическим качеством, благодаря которому он действует и производит явные эффекты, то этим по сути не говорят ничего." (Сокровенные качества - это пример гипотез, которые отвергал Ньютон, заявляя: "Гипотез не сочиняю - Hypotheses non fingo ", хотя ему самому не всегда удавалось следовать этому девизу.) Биология продолжала ещё в течение длительного времени ссылаться на "природу" живых существ, и даже не отказалась полностью от концепции "жизненной силы" вплоть до ХХ века. Поведение, однако, по-прежнему приписывают "человеческой природе", и существует велеречивая "Психология индивидуальных различий", в которой людей сравнивают и описывают в категориях черт характера, способностей и навыков."
В начале 2016 года на книжном рынке России произошло знаменательное событие: московское Издательство «Оперант» выпустило в свет книгу Б.Ф. Свобода лучше, чем несвобода. Многим эта фраза кажется совершенно очевидной, но что, если это привычное заблуждение, а отнюдь не истина? Что, если все наше мировоззрение, построенное на идеях свободы и ответственности, – лишь многовековое заблуждение? Что, если современная демократия, точно также, как и тоталитарные общества прошлого, зиждется на концепции человека, вовсе не соответствующей научному подходу? – говорит Маргарита Оларь, ответственный секретарь редакционного совета Издательства Оперант. – В этом и состоит основная идея книги «По ту сторону свободы и достоинства», написанная в 1971 году Берресом Фредериком Скиннером. Впервые русскоязычные читатели получили возможность познакомиться с идеями одного из самых интересных, неоднозначных и, пожалуй, наиболее влиятельных психологов прошедшего столетия.
Свобода лучше, чем несвобода. Многим эта фраза кажется совершенно очевидной, но что, если это привычное заблуждение, а отнюдь не истина? Что, если все наше мировоззрение, построенное на идеях свободы и ответственности, – лишь многовековое заблуждение? Что, если современная демократия, точно также, как и тоталитарные общества прошлого, зиждется на концепции человека, вовсе не соответствующей научному подходу? – говорит Маргарита Оларь, ответственный секретарь редакционного совета Издательства Оперант. – В этом и состоит основная идея книги «По ту сторону свободы и достоинства», написанная в 1971 году Берресом Фредериком Скиннером.
Книга вызвала большой общественный резонанс и на протяжении 18 недель входила в список бестселлеров New York Times, что весьма необычно для книг такого жанра. Реакция на книгу была противоречива. С одной стороны, признавали ее безоговорочную важность. Вот что о книге написали в Science News:
Беррес Фредерик Скиннер – самый влиятельный из ныне живущих психологов, и второй, сразу после Фрейда, выдающийся психолог всех времен... И уже одно это должно быть достаточной причиной, чтобы сделать «По ту сторону свободы и достоинства», новую книгу д-ра Скиннера, одним из важнейших событий в психологии XX века.
А в одной из рецензий, опубликованных в New York Times, писали следующее:
Никто не будет спорить с тем, что новая книга Б.Ф. Скиннера «По ту сторону свободы и достоинства» имеет огромную важность. Если вы планируете читать только одну книгу в год, то, пожалуй, вам стоит выбрать именно ее.
С другой стороны, книгу нещадно критиковали. На одной из конференций, посвященных идеям Скиннера, небезызвестный в нашей стране Збигнев Бжезинский, выступая против технологии поведения Скиннера, в качестве отрицательного примера политического применения теории о человеческой природе привел Советский Союз. Неудивительно, что после подобного сравнения политики тоже ополчились на эту книгу, а представители клана Кеннеди, которые прежде поддерживали отношения со Скиннером, поспешили прекратить с ним контакты, словно обжегшись.
Скиннер создал то, что в последствии получило имя «радикального бихевиоризма». Бихевиоризм – а слово это происходит от английского “behavior” (поведение) – должен был стать психологией, построенной по образцу физики и биологии. Вместо души бихевиорист, вооружившись точными методами естественных наук, изучал поведение. Практически сразу на бихевиористов обрушился шквал критики со стороны коллег. Старая классическая психология имела множество союзников: религия, государственная машина и привычные представления людей о себе самих шли вразрез c картиной мироустройства, которую предложил бихевиоризм.
Об Издательстве
Издательство «Оперант» специализируется на выпуске книг, посвященных поведенческим наукам – экспериментальному и прикладному анализу поведения (applied behavior analysis), поведенческой психологии и практической педагогике, нацеленной на эффективное и качественное образование детей, включая детей с ограниченными возможностями здоровья.
В 2015 году в результате долгой и кропотливой работы группы научных редакторов из числа преподавателей ведущих вузов страны, а также переводчиков и литературных редакторов Издательства, в России впервые увидели свет всемирно известные учебно-методические пособия по применению прикладного анализа поведения в школе: «Анализ деятельности учащихся. Методология повышения школьной успеваемости» автора Дж.Варгас, «Прикладной анализ поведения. Методики инклюзии учащихся с РАС» автора Д.Лич, «Прикладной анализ поведения: учебное пособие для педагогов, психологов, учителей-дефектологов» авторов П.Альберто и Э.Траутман, «Доказательный опыт успешной инклюзии учащихся с РАС. Практическое руководство» автора Т.Смита и другие.
Монография Б.Ф. Скиннера «По ту сторону свободы и достоинства» вызвала к себе интерес самого широкого круга читателей. Это не удивительно, поскольку Скиннер является самой значительной фигурой в психологии бихевиористического направления. Однако не только имя и известность этого выдающегося ученого привлекли внимание читателей к этой книге.
Это не удивительно, поскольку Скиннер является самой значительной фигурой в психологии бихевиористического направления. Однако не только имя и известность этого выдающегося ученого привлекли внимание читателей к этой книге. Само ее название перекликается с известными всему образованному миру философскими произведениями Ф. Ницше и З. Фрейда. Б.Ф. Скиннер в своей работе оправдывает ожидания и дает свою трактовку вечных вопросов философии. Отталкивается он в своих размышлениях от наличного положения дел в жизни современного человечества. Нависшие над нами глобальные угрозы термоядерной войны, перенаселения планеты, экологических катастроф и изменений климата свидетельствуют, что нынешняя цивилизация зашла в тупик.
Б.Ф. Скиннер последовательно и убедительно критикует повсеместно применяемые технологические способы и подходы к борьбе с этими угрозами. По его мнению, ключ к спасению надо искать не в технологиях, а в самом человеке. Должен измениться сам человек и свойственное ему поведение, чтобы технологии стали действенными, а нависшие над человечеством глобальные угрозы отодвинуты и, в перспективе, устранены. И вот здесь возникает самый главный вопрос философии и психологии - а что такое человек?
Ответ Скиннера на этот вопрос вполне ожидаем и его можно предсказать, поскольку Скиннер сохраняет верность исходным принципам и установкам классического бихевиоризма, берущего начало от работ Д. Уотсона. Этот ответ совпадает с формулой Аристотеля, согласно которой человек это животное, занимающееся политикой. С этих позиций между животными и человеком нет никакой разделяющей их пропасти. Это начало и отправной пункт натуралистических воззрений. Ведь в зависимости от того, как мы определяем сущность человека, такая у нас будет и философия, и психологическая теория, и индивидуальное мировоззрение.
Книга Скиннера, о которой идет речь, была опубликована в США в 1971 году и сразу же вызвала на себя шквал жесткой критики. В отечественной психологии бихевиоризм также подвергался бескомпромиссной и, надо сказать, справедливой критике. Однако бихевиоризм жив и здоров и даже процветает и в наши дни, причем не только в Америке, где он зародился. В чем же эта удивительная жизнестойкость бихевиоризма?
С нашей точки зрения у этого феномена несколько причин. Во-первых, надо отдать дань практической работоспособности и эффективности бихевиоральных техник. Не секрет, что во многих случаях тем, где психологи других школ и направлений расписываются в своей беспомощности перед возникшими перед ними практическими задачами и проблемами, бихевиористы говорят: «Это наш случай!», берутся за дело и у них все получается.
Во-вторых, бихевиоризм с самого начала возник, как отчаянно смелая попытка подойти к изучению человека и его психики в русле неукоснительного соблюдения требований классического метода науки, как он сложился когда-то в естествознания. А ведь «безумству храбрых поем мы песню», даже если их порывы заведомо обречены на провал. Обаяние научного подвига бихевиористов связано с их верностью методу науки. Примечательно, что под это обаяние попал и начинавший свою работу в психологии Л.С. Выготский. Впоследствии он, правда, отмечал, что вынужден был отказаться от «объективистского» подхода в психологии, видя его несостоятельность.
В-третьих, всех бихевиористов и Скиннера, в особенности, отличает поразительная точность, аккуратность и последовательность в применении терминов и понятий. Известное как «бритва Оккама» требование логики о непривнесении излишних сущностей в текстах работ бихевиористов соблюдается неукоснительно, а ведь во многом это именно то, что и делает науку наукой. По этой причине Скиннер имеет полное право упрекать не только современную психологию, но и все гуманитарные науки в том, что у них царит неразбериха, путаница и вопиющая эклектика в понятийном аппарате.
Книга Б.Ф. Скиннера, независимо от воли и намерений ее автора, остро и бескомпромиссно ставит вопрос о возможности или принципиальной невозможности изучения человека строго научными методами классического образца. Л.С. Выготский, например, призывал к решительному выходу за пределы традиционной психологии. Созданную им психологию, справедливо, с нашей точки зрения, называют неклассической наукой. Здесь уместно отметить, что Л.С. Выготский исключительно высоко ценил и интересовался философией Б. Спинозы. А в «Этике» Спинозы говорится о трех видах познания, причем путь к высшему третьему лежит через второй, который Спиноза называет «разумным», а по современной терминологии он может быть назван научным. Иными словами, высший способ познания имеет в своих предпосылках и основе метод традиционной классической науки.
В свете сказанного последовательный бихевиорист Б.Ф. Скиннер исключительно интересен своими работами даже для тех, кто категорически не согласен с принципами бихевиорального подхода в психологии, причем интересен как никто именно тем, что он тщательно соблюдает «чистоту научных риз» и требования строго научного метода познания.
Доктор психологических наук, профессор Г.Г. Кравцов
Доктор психологических наук, профессор Е.Е. Кравцова
Содержание
Глава 1: Технология поведения Глава 2: Свобода Глава 3: Честь
Глава 4: Наказание
Глава 5: Альтернативы наказания
Глава 6: Ценности Глава 7: Эволюция культуры
Глава 8: Конструирование культуры
Глава 9: Что это такое - человек
Глава 1: Технология поведения
Пытаясь решить ужасающие проблемы, которые стоят перед нами в нынешнем мире, мы,
естественно, делаем то, что у нас лучше всего получается. Мы применяем тов чём мы сильны анаша сила - это наука и техника. Чтобы сдержать демографический взрыв, мы ищем лучшие методы контроля над рождаемостью. Видя угрозу ядерной войны, мы создам ядерный потенциал сдерживания противника и системы противоракетной обороны. Мы пытаемся предотвратить глобальную угрозу голода новыми сельскохозяйственными культурами и более эффективными способами их выращивания. Улучшение санитарных условий и медицина, как мы надеемся, победят болезни улучшение жилищных условий и транспортной сети решит проблемы негритянских гетто, а новые методы минимизации и утилизации отходов остановят загрязнение окружающей среды. Мы даже можем констатировать значительные достижения во всех этих областях, и вовсе неудивительно, что мы должны стремиться к их дальнейшему увеличению. Однако положение становится все хуже и хуже, и обескураживает то, что оказывается, что в этом всё более и более повинны сами используемые технологии. Санитария и медицина сделали проблемы роста населения более острыми, война стала ещё более ужасной с изобретением ядерного оружия, а потребительское стремление к благополучию в значительной степени ответственно за загрязнение окружающей среды. Как сказал Дарлингтон:
"Кажд ый новый источник, из которого человек черпает своё могущество на земле, всегда использовался так, что перспективы для следующих поколений суживаются. Весь его прогресс был достигнут за счет ущерба для окружающей среды, который он не может возместить и не мог пред вид еть."
Независимо оттого, можно ли было предвидеть этот ущерб или нет, человек должен возместить его, или он потеряет всё. Ион сможет сделать это, лишь если он поймёт суть проблемы. Применение физических и биологических наук не решит наших задач, потому что решения лежат в совсем иной области. Лучшие противозачаточные средства сдержат рост населения, только если люди будут ими пользоваться. Новые системы оружия смогут преодолеть новые средства защиты от них и наоборот, но ядерная катастрофа будет предотвращена только тогда, когда будут устранены условия, при которых государства затевают войну. Новые методы сельского хозяйства и медицины не помогут, если их не будут применять на практике, а жилищный вопрос- дело не только строительства и планирования городов, но и образа жизни людей. От перенаселенности можно избавиться, лишь поощряя людей не селиться скученно, а окружающая среда будет деградировать до тех пор , пока люди не откажутся отд еятельно сти, загрязняющей её.
Короче говоря, мы должны сделать огромные изменения в поведении человека, и мы не сможем сделать это лишь с помощью физики или биологии, независимо оттого, как бы мы ни старались. (Есть ведь ещё и другие проблемы, такие как кризис нашей системы образования и недовольство и бунтарство молодежи, к которым физические и биологические технологии столь очевидно не имеют ни малейшего отношения, что их никогда не пытались применять) Вовсе недостаточно "использовать технологии с более глубоким пониманием человеческих проблем ", или "поставить технологии на службу духовным потребностям человека, или "побуждать технологов к тому, чтобы они занимались проблемами человечества" Из таких выражений следует, что там, где начинается человеческое повед ение,
технология кончается, и тут мы должны продолжать, как это делалось и прежде, полагаясь на то, что нам известно по личному опыту, или на хранилище опыта людей прошлого,
называемое историей, или нате концентраты человеческого опыта, которые можно найти в народной мудрости и эмпирических правилах. Всё это было доступно уже много столетий, и все, что можно показать как результат - это нынешнее положение дел в мире.
Чего нам не хватает, так это технологии поведения. Мы могли бы решить наши проблемы очень быстро, если бы можно было регулировать рост населения мира столь же точно, как мы корректируем орбиту космического корабля, или улучшать состояние сельского хозяйства и промышленности хотя бы с долей той уверенности, с которой мы ускоряем элементарные частицы до высоких энергий, или двигаться в направлении мира во всем мире с чем-то похожим на тот постоянный прогресс, с которым идет приближение к абсолютному нулю температуры (хотя обе цели, похоже, таки останутся недоступными. Однако для этого у нас нет технологии управления поведением, сопоставимой по силе и точности с технологией физики и биологии более того, тех, кто не считает саму возможность этого смехотворной,
она скорее ужасает, чем обнадеживает. Вот насколько мы еще далеки от "понимания человеческих проблем" в том смысле, в котором физика и биология понимают проблемы в своей собственной сфере, и насколько мы далеки от способности предотвратить ту катастрофу, к которой мир, по-вид имом, неумолимо д вижется.
Можно сказать, что две с половиной тысячи лет назад человек понимал себя в той же мере,
как и любую часть окружающего мира. Сегодня он способен понимать себя самого хуже, чем что-либо иное. Физика и биология прошли большой путь прогресса, однако никакого подобного этому развития чего-то вроде науки о поведении человека таки не было. Физика и биология древней Греции представляют сейчас разве что исторический интерес (ни один современный физик или биолог не обратится к Аристотелю за помощью, а вот диалоги Платона по-прежнему преподают студентами цитируют, как будто бы они проливают свет на поведение человека. Аристотель не смог бы понять и страницу нынешнего учебника физики или биологии , но Сократи его друзья имели бы лишь минимальные затруднения с пониманием новейших ученых дискуссий по гуманитарным вопросам. А что касается технологии, то мы достигли огромных успехов в управлении физическими и биологическими процессами, но вот прогресс нашей практической деятельности в сферах го суд арства,
образования и большей части экономики, пусть и адаптированной к самым разнообразным условиям, не особо велик.
Мы вряд ли можем объяснить это, заявив, что древние греки знали все, что нужно знать о человеческом поведении. Конечно, они знали о нем больше, чем они знали о физическом мире, но это было воистину мизерное знание. Кроме того, их способу мышления о поведении человека, очевидно, был присущ роковой дефект. В то время как древнегреческая физика и биология, несмотря на всю свою примитивность, в конечном итоге привела к современной науке, древнегреческие теории человеческого поведения завели нас в никуда. И если они и сегодня довлеют над нами, то это не потому, что они содержали какую-то вечную истину, а потому, что они не содержали семян ничего лучшего.
Конечно, любой может утверждать, что человеческое поведение- это особенно сложная
материя. Это действительно таки мы особенно склонны так думать именно потому, что мы столь некомпетентны в ней. Но современная физика и биология успешно занимаются предметами, которые отнюдь не проще, чем многие аспекты поведения людей. Разница в том, что инструменты и методы, которые они используют, соразмерны сложности поставленных задач. Но тот факт, что инструменты и методы соответствующей мощности недоступны в области исследования человеческого поведения- это ещё не всё объяснение, а только его часть. Да разве полет человека на Луну осуществить действительно проще, чем повысить качество обучения в наших общеобразовательных школах Или построить для всех лучшее жильё, достойное человека Или предоставить всем полезную хорошо оплачиваемую работу и, как следствие, дать им более высокий уровень жизни Вопрос тут не в выборе приоритетов, потому что никто не осмелился бы сказать, что куда важнее всего этого добраться до Луны. Нет, захватывающая суть полёта на Луну - это то, что он стало существим. Наука и технология достигли уровня, на котором с помощью одного большого рывка вперёд это можно было сделать. Нов отношении проблем, связанных с поведением человека, вовсе нет подобного энтузиазма. Нам ещё далеко до их решения.
Проще всего сделать вывод, что в человеческом поведении должно быть что-то такое, что делает научный анализ, и, следовательно, эффективную технологию невозможными. Номы всё еще нив коем случае не исчерпали возможности для этого. Напротив, есть даже подозрение , позволяющее заявить, что научные методы едва ли были применены в исследовании поведения человека. Да, использовались инструменты науки что-то высчитывалось, измерялось и сравнивалось однако что-то важное для научной практики напрочь отсутствует почти во всех современных дискуссиях о человеческом поведении. Это имеет прямое отношение к нашему пониманию причин поведения. (Термин "причина" теперь редко употребляется в серьёзных научных трудах, но тут его вполне можно использовать.)
Первое знакомство человека с причинами, вероятно, происходит из опыта его собственного поведения предметы перемещаются, когда он имид вигает. Если перемещаются другие предметы, то это оттого, что ими кто-то двигает, и если движителя невидно, то это потому,
что он невидим. Древнегреческие боги служили в этой роли причин физических явлений.
Они обычно находились вне движимых ими предметов, но порой могли вселиться в них,
д елая их "одержимыми. Физика и биология вскоре отказались от объяснений такого рода и обратились к более полезным видам причинно этот шаг таки не был предпринят в отношении человеческого поведения. Разумные люди теперь уже не верят, что бывает одержимость" демонами (хотя изгнание бесов иногда практикуется, и ссылки над емоническое снова появились в опусах психотерапевтов, но поведение людей все еще обычно приписывается некоему обитающему внутри них "действующему началу. Например,
говорят, что малолетний преступник страдает отд ефектов личности. Так выражаться имело бы смысл лишь в том случае, если бы "личность" была чем-то отличным от тела, которое-то и попало вперед елку. Это различие выясняется, когда начинают рассуждать, что одно тело якобы содержит несколько личностей, которые управляют им по-разному в разные моменты.
Психоаналитики постулировали три таких личности- "Я - Ego", "Сверх-Я - Super-Ego" и "Оно- Id" - и утверждают, что взаимодействия между ними ответственны за поведение человека, в котором они якобы "обитают".
Хотя физика впоследствии перестала персонифицировать предметы подобным образом, это продолжалось в течение долгого времени, когда утверждалось, что у предметов будто бы
есть воля, импульсы, чувства, намерения и другие частные атрибуты обитающего в них "движителя. Согласно Баттерфилд у, Аристотель утверждал, что тело при падении ускоряется потому, что оно всё более и более ликует, оказываясь всё ближе и ближе к своей цели, а более поздние авторитеты схоластики полагали, что ядро движет некий "импульс, который иногда называли стремительностью. От всего этого в конечном итоге отказались, и правильно сделали, однако науки о поведении до сих пор объясняют его подобными внутренними "сущно стями". Никого неуд ивляет, когда говорят, что человек, принося хорошие новости, шагает быстрее, потому что он чувствует ликование, или действует неосмотрительно из-за своей импульсивности, или упорно придерживается одного итого же образа действий из-за своей силы воли. Неосторожные телеологические высказывния о "целях" по-прежнему можно найти в физике и биологии , но стандартная практика уже избавилась от них напротив, почти всеми человеческое поведение приписывается намерениям, планам, целями задачам. Если всё еще возможен вопрос, может ли автомат иметь цель деятельности, то этот вопрос подразумевает (и это надо подчеркнуть может ли он в этом быть подобным человеку.
Физика и биология отошли подальше от персонифицированных причин, когда они начали приписывать поведение вещей сущно стям (началам, качествам или их природе. Для средневекового алхимика, например, некоторые из свойств вещества могли быть связаны с "меркуриальной" (ртутной) сущностью, и вещества сравнивали согласно тому, что можно назвать "Химией индивидуальных различий" Ньютон жаловался на привычку своих современников "Если нам говорят, что каждый род вещей наделен сокровенным специфическим качеством, благодаря которому он действует и производит явные эффекты,
то этим по сути не говорят ничего" (Сокровенные качества - это пример гипотез, которые отвергал Ньютон, заявляя "Гипотез не сочиняю - Hypotheses non fingo", хотя ему самому не всегда удавалось следовать этому девизу) Биология продолжала ещё в течение длительного времени ссылаться на "природу" живых существ, и даже не отказалась полностью от концепции "жизненной силы" вплоть до ХХ века. Поведение, однако, по-прежнему приписывают "человеческой природе, и существует велеречивая "Психология индивидуальных различий, в которой людей сравнивают и описывают в категориях черт характера, способностей и навыков.
Почти все, кто имеет дело с человеческими делами- политологи, философы, литераторы,
экономисты, психологи, лингвисты, социологи, богословы, антропологи, педагоги и психотерапевты - продолжают говорить о человеческом поведении таким вот д онаучным образом. Каждый выпуск ежедневных газет, журналов, профессиональной периодики и любая книга, имеющая какое-либо отношение к человеческому поведению, дадут нам обилие примеров. Нам говорят, что для управления численностью населения мира мы должны изменить отношение к детям, преодолеть гордость числом потомства в семье или половой потенцией, обрести определенное чувство ответственности по отношению к потомству, и уменьшить роль, которую играет многодетность семьи в преодолении забот старости. Мол,
борясь задело мира, мы имем дело с волей к власти или параноидальными заблуждениями
властителей, и мы якобы должны помнить, что войны начинаются в умах людей, что якобы есть нечто самоубийственное в природе человека - наверно, инстинкт смерти, который привед ит к войнами что человек является агрессивным по своей природе. Для решения проблем бедных, мы мол, должны прививать им самоуважение, поощрять инициативу и уменьшать чувство безысходности. Чтобы преодолеть недовольство молодежи, мы должны дать ей смысл жизни и уменьшить её чувство отчуждения или безнадежности. Понимая, что у нас нет эффективных способов достичь что-либо из этого, мысами можем испытать кризис
веры
или потерять веру в себя, которую можно якобы восстановить лишь путем возвращения к вере во внутреннюю силу личности. Всем этим нас пичкают ежедневно, и почти никто не ставит это под сомнение. Однако, ничего подобного нет в современной физике или большей части биологии, и этот факт вполне может служить объяснением того , почему наука и технология поведения так сильно отстали.
Обычно предполагают, что "бихевиористские" возражения против идей, чувств, черт характера, воли итак далее, относятся к тому материалу, из которого они якобы сд еланы.
Некоторые проклятые вопросы о "природе сознания, разумеется, д ебатировуются на протяжении уже более чем двух с половиной тысяч лети до сих пор остаются без ответа.
Как, например, может сознание двигать телом Это продолжается и поныне в 1965 году Карл
Поппер мог поставить вопрос таким образом "Мы хотим понять то, как такие нематериальные вещи, как цели, раздумья, планы, решения, теории, сомнения и ценности могут играть свою роль во существлении материальных изменений в материальном мире" И,
конечно, мы также хотим знать, откуда берутся эти нематериальные вещи. На этот вопросу древних греков был простой ответ от богов. Как Дод д с отметил, древние греки веровали,
что если человек вел себя глупо, то это было оттого, что враждебный ему бог вселил страсть) в его груди. Ад ружелюбный бог мог дать воину дополнительное количество, с помощью которого тот будет блестяще сражаться. Аристотель думал, что в мысли есть что-то божественное, а Зенон считал, что разум и есть бог.
Мы не можем продолжать сегодня в том же духе, поэтому самой распространенной альтернативой является ссылка на предшествующие материальные явления.
Общечеловеческие качества, этот продукт эволюции человеческого рода, как утвержд ают,
объясняют часть работы его сознания, а остальную часть - история его личного опыта.
Например, из-за (материальной) конкуренция входе эволюции люди теперь имеют
(нематериальное) чувство агрессивности, которое приводит к (материальным) актам враждебности. Или же (физическое) наказание, которому подвергается маленький ребенок,
когд а его поймают за сексуальными играми, производит (нефизическое) чувство страха,
которое препятствует его (физическому) сексуальному поведению в зрелом возрасте. Этот нематериальный, нефизический этап, очевидно, простирается над лительные периоды времени агрессия уходит корнями в миллионы лет эволюционной истории, и страх,
пережитый в детстве, гнетет даже до старо сти.
Проблему перехода от одного вида явлений к другому можно было бы избежать, если бы все они были либо ментальными (душевными, либо физическими, и обе эти возможности имели своих сторонников. Некоторые философы пытались удержаться в этом мире д уши,
утвержд ая, что реален только непосредственный опыт, и экспериментальная психология началась как попытка обнаружить психические законы, которые регулируют взаимодействия между психическими явлениями. Современные "внутрипсихические" теории психотерапии рассусоливают то, как одно чувство приводит к другому (как, например, разочарование порождает агрессию, как чувства взаимодействуют, и как изгнанные из сознания чувства пробираются в него обратно. Противоположную позицию, утверждающую, что душевный этап в действительности является физическим, занял, как ни странно, Фрейд, считавший, что физиология в конечном счете объяснит работу психики. В подобном духе, многие физиологи
психологи продолжают безудержно рассуждать о состояниях сознания, чувствах итак д алее ,
в надежде на то, что это лишь вопрос времени, когда мы поймем их физическую природ у.
Размеры мира сознания и переходы из одного мира в другой не могут не вызывать обескураживающих проблемно обычно их уд аётся игнорировать, и это, по-вид имому,
уд ачная стратегия, потому что более важное возражение против ментализма (когнитивизма)
совсем иного рода. (У менталистов) мир сознания заслоняет собой всё остальное. (Реальное)
повед ение не признается в качестве предмета самостоятельного исследования. В
психотерапии, например, ненормальности, которые человек делает или говорит, почти всегда считаются лишь симптомами, и по сравнению с теми захватывающими драмами, которые якобы разыгрываются в глубинах психики, само поведение кажется всего лишь поверхностным явлением. В лингвистике и литературоведении то, что человек говорит,
почти всегда рассматривается как выражение идей и чувств. В политологии, богословии и экономике, поведение обычно рассматривается в качестве материала, из которого делаются выводы об отношениях, намерениях, потребностях итак далее. На протяжении более чем двух с половиной тысяч лет жизни "души" уделялось самое пристальное внимание, но только в самое последнее время делаются попытки исследовать поведение человека как нечто большее, чем просто побочное явление.
Условиями, от которых зависит поведение, тоже пренебрегают. Менталистское
(когнитивистское) объяснение пресекает любое любопытство. Мы видим этот эффект в обычном разговоре. Если мы спросим кого-нибуд ь "Почему выходили в театр" ион ответит "Потому, что мне захотелось, мы склонны принимать такой ответ как своего рода объяснение. Было бы гораздо корректнее узнать, что происходило, когда он ходил в театр в прошлом, или что он слышал или читало пьесе, которую он пошел посмотреть, или какие другие явления в его прошлой или нынешней жизни могут побудить его сходить в театр
(вместо того, чтобы заняться чем-то другим, номы удовлетворяемся этим "Потому, что мне захотелось" как своего рода резюме всего этого, и не склонны расспрашивать д алее.
Профессиональные психологи часто останавливаются в той же точке. Много лет назад
Уильям Джеймс исправил общераспространенное заблуждение о связи между чувствами и действиями, утверждая, например, что мы не убегаем, потому что мы боимся, а боимся,
потому что мы убегаем. Другими словами, то, что мы чувствуем, когда мы чувствуем страх - это наше поведение, тоже самое поведение, которое согласно традиционной точке зрения выражает чувство и объясняется им. Но сколько людей из тех, кто обдумывали аргумент
Джеймса, заметили, что на самом деле нет никакого указания не предшествующее событие?
Равно как и то, что это "потому что" вовсе не следует принимать всерьез. И вообще не объясняется то, почему мы убегаем и чувствуем страх.
Если мы считаем, что объясняем чувства, или говорим, что чувства являются причиной поведения, то мы уделяем слишком мало внимания предшествующим обстоятельствам.
Психотерапевт узнаёт о ранних годах жизни своего пациента почти исключительно из его воспоминаний, которые, как известно, не внушают доверия, ион может даже утвержд ать,
что якобы важно не то, что на самом деле произошло, а то, что пациент помнит. В
психоаналитической литературе, пожалуй, на каждый
Превыше свободы и чести
Б.Ф. Скиннер
Перевод на русский язык: behaviorist-socialist
Верстка электронной книги: Игорь Мухин
Глава 1: Технология поведения
Пытаясь решить ужасающие проблемы, которые стоят перед нами в нынешнем мире, мы,
естественно, делаем то, что у нас лучше всего получается. Мы применяем то, в чём мы
сильны; а наша сила - это наука и техника. Чтобы сдержать демографический взрыв, мы ищем
лучшие методы контроля над рождаемо стью. Видя угрозу ядерной войны, мы создаём
ядерный потенциал сдерживания противника и системы противоракетной обороны. Мы
пытаемся предотвратить глобальную угрозу голода новыми сельскохозяйственными
культурами и более эффективными спо собами их выращивания. Улучшение санитарных
условий и медицина, как мы надеемся, победят болезни; улучшение жилищных условий и
транспортной сети решит проблемы негритянских гетто, а новые методы минимизации и
утилизации отходов о становят загрязнение окружающей среды. Мы даже можем
констатировать значительные до стижения во всех этих областях, и вовсе не удивительно, что
мы должны стремиться к их дальнейшему увеличению. Однако положение становится все
хуже и хуже, и обескураживает то, что оказывается, что в этом всё более и более повинны
сами используемые технологии. Санитария и медицина сделали проблемы ро ста населения
более о стрыми, война стала ещё более ужасной с изобретением ядерного оружия, а
потребительское стремление к благополучию в значительной степени ответственно за
загрязнение окружающей среды. Как сказал Дарлингтон:
"Каждый новый источник, из которого человек черпает своё могущество на земле, всегда
использовался так, что перспективы для следующих поколений суживаются. Весь его
прогресс был до стигнут за счет ущерба для окружающей среды, который он не может
возместить и не мог предвидеть."
Независимо от того, можно ли было предвидеть этот ущерб или нет, человек должен
возместить его, или он потеряет всё. И он сможет сделать это, лишь если он поймёт суть
проблемы. Применение физических и биологических наук не решит наших задач, потому что
решения лежат в совсем иной области. Лучшие противозачаточные средства сдержат ро ст
населения, только если люди будут ими пользоваться. Новые системы оружия смогут
преодолеть новые средства защиты от них и наоборот, но ядерная катастрофа будет
предотвращена только тогда, когда будут устранены условия, при которых го сударства
затевают войну. Новые методы сельского хозяйства и медицины не помогут, если их не будут
применять на практике, а жилищный вопро с - дело не только строительства и планирования
городов, но и образа жизни людей. От перенаселенно сти можно избавиться, лишь поощряя
людей не селиться скученно, а окружающая среда будет деградировать до тех пор, пока
люди не откажутся от деятельно сти, загрязняющей её.
Короче говоря, мы должны сделать огромные изменения в поведении человека, и мы не
сможем сделать это лишь с помощью физики или биологии, независимо от того, как бы мы
ни старались. (Есть ведь ещё и другие проблемы, такие как кризис нашей системы
образования и недовольство и бунтарство молодежи, к которым физические и биологические
технологии столь очевидно не имеют ни малейшего отношения, что их никогда не пытались
применять.) Вовсе не до статочно "использовать технологии с более глубоким пониманием
человеческих проблем ", или "по ставить технологии на службу духовным потребно стям
Человека", или "побуждать технологов к тому, чтобы они занимались проблемами
человечества." Из таких выражений следует, что там, где начинается человеческое поведение,
технология кончается, и тут мы должны продолжать, как это делало сь и прежде, полагаясь
на то, что нам известно по личному опыту, или на хранилище опыта людей прошлого,
называемое историей, или на те концентраты человеческого опыта, которые можно найти в
народной мудро сти и эмпирических правилах. Всё это было до ступно уже много столетий, и
все, что можно показать как результат - это нынешнее положение дел в мире.
Чего нам не хватает, так это технологии поведения. Мы могли бы решить наши проблемы
очень быстро, если бы можно было регулировать ро ст населения мира столь же точно, как
мы корректируем орбиту ко смического корабля, или улучшать со стояние сельского хозяйства
и промышленно сти хотя бы с долей той уверенно сти, с которой мы ускоряем элементарные
частицы до высоких энергий, или двигаться в направлении мира во всем мире с чем-то
похожим на тот по стоянный прогресс, с которым идет приближение к абсолютному нулю
температуры (хотя обе цели, похоже, так и о станутся недо ступными). Однако для этого у нас
нет технологии управления поведением, сопо ставимой по силе и точно сти с технологией
физики и биологии; более того, тех, кто не считает саму возможно сть этого смехотворной,
она скорее ужасает, чем обнадеживает. Вот насколько мы еще далеки от "понимания
человеческих проблем" в том смысле, в котором физика и биология понимают проблемы в
своей собственной сфере, и насколько мы далеки от спо собно сти предотвратить ту
катастрофу, к которой мир, по-видимом, неумолимо движется.
Можно сказать, что две с половиной тысячи лет назад человек понимал себя в той же мере,
как и любую часть окружающего мира. Сегодня он спо собен понимать себя самого хуже, чем
что-либо иное. Физика и биология прошли большой путь прогресса, однако никакого
подобного этому развития чего-то вроде науки о поведении человека так и не было. Физика и
биология древней Греции представляют сейчас разве что исторический интерес (ни один
современный физик или биолог не обратится к Аристотелю за помощью), а вот диалоги
Платона по-прежнему преподают студентам и цитируют, как будто бы они проливают свет
на поведение человека. Аристотель не смог бы понять и страницу нынешнего учебника
физики или биологии, но Сократ и его друзья имели бы лишь минимальные затруднения с
пониманием новейших ученых дискуссий по гуманитарным вопро сам. А что касается
технологии, то мы до стигли огромных успехов в управлении физическими и биологическими
процессами, но вот прогресс нашей практической деятельно сти в сферах го сударства,
образования и большей части экономики, пусть и адаптированной к самым разнообразным
условиям, не о собо велик.
Мы вряд ли можем объяснить это, заявив, что древние греки знали все, что нужно знать о
человеческом поведении. Конечно, они знали о нем больше, чем они знали о физическом
мире, но это было воистину мизерное знание. Кроме того, их спо собу мышления о поведении
человека, очевидно, был присущ роковой дефект. В то время как древнегреческая физика и
биология, несмотря на всю свою примитивно сть, в конечном итоге привела к современной
науке, древнегреческие теории человеческого поведения завели нас в никуда. И если они и
сегодня довлеют над нами, то это не потому, что они содержали какую-то вечную истину, а
потому, что они не содержали семян ничего лучшего.
Конечно, любой может утверждать, что человеческое поведение - это о собенно сложная
"материя". Это действительно так, и мы о собенно склонны так думать именно потому, что
мы столь некомпетентны в ней. Но современная физика и биология успешно занимаются
предметами, которые отнюдь не проще, чем многие аспекты поведения людей. Разница в
том, что инструменты и методы, которые они используют, соразмерны сложно сти
по ставленных задач. Но тот факт, что инструменты и методы соответствующей мощно сти
недо ступны в области исследования человеческого поведения - это ещё не всё объяснение, а
только его часть. Да разве полет человека на Луну о существить действительно проще, чем
повысить качество обучения в наших общеобразовательных школах? Или по строить для всех
лучшее жильё, до стойное человека? Или предо ставить всем полезную хорошо оплачиваемую
работу и, как следствие, дать им более высокий уровень жизни? Вопро с тут не в выборе
приоритетов, потому что никто не о смелился бы сказать, что куда важнее всего этого
добраться до Луны. Нет, захватывающая суть полёта на Луну - это то, что он стал
о существим. Наука и технология до стигли уровня, на котором с помощью одного большого
рывка вперёд это можно было сделать. Но в отношении проблем, связанных с поведением
человека, вовсе нет подобного энтузиазма. Нам ещё далеко до их решения.
Проще всего сделать вывод, что в человеческом поведении должно быть что-то такое, что
делает научный анализ, и, следовательно, эффективную технологию невозможными. Но мы
всё еще ни в коем случае не исчерпали возможно сти для этого. Напротив, есть даже
подозрение, позволяющее заявить, что научные методы едва ли были применены в
исследовании поведения человека. Да, использовались инструменты науки; что-то
высчитывало сь, измеряло сь и сравнивало сь; однако что-то важное для научной практики
напрочь отсутствует почти во всех современных дискуссиях о человеческом поведении. Это
имеет прямое отношение к нашему пониманию причин поведения. (Термин "причина" теперь
редко употребляется в серьёзных научных трудах, но тут его вполне можно использовать.)
Первое знакомство человека с причинами, вероятно, происходит из опыта его собственного
поведения: предметы перемещаются, когда он ими двигает. Если перемещаются другие
предметы, то это оттого, что ими кто-то двигает, и если движителя не видно, то это потому,
что он невидим. Древнегреческие боги служили в этой роли причин физических явлений.
Они обычно находились вне движимых ими предметов, но порой могли вселиться в них,
делая их "одержимыми". Физика и биология вскоре отказались от объяснений такого рода и
обратились к более полезным видам причин, но этот шаг так и не был предпринят в
отношении человеческого поведения. Разумные люди теперь уже не верят, что бывает
"одержимо сть" демонами (хотя изгнание бесов иногда практикуется, и ссылки на
демоническое снова появились в опусах психотерапевтов), но поведение людей все еще
обычно приписывается некоему обитающему внутри них "действующему началу". Например,
говорят, что малолетний преступник страдает от дефектов лично сти. Так выражаться имело
бы смысл лишь в том случае, если бы "лично сть" была чем-то отличным от тела, которое-то
и попало в переделку. Это различие выясняется, когда начинают рассуждать, что одно тело
якобы содержит несколько лично стей, которые управляют им по-разному в разные моменты.
Психоаналитики по стулировали три таких лично сти - "Я - Ego", "Сверх-Я - Super-Ego" и "Оно
- Id" - и утверждают, что взаимодействия между ними ответственны за поведение человека, в
котором они якобы "обитают".
Хотя физика впо следствии перестала персонифицировать предметы подобным образом, это
продолжало сь в течение долгого времени, когда утверждало сь, что у предметов будто бы
Есть воля, импульсы, чувства, намерения и другие частные атрибуты обитающего в них
"движителя". Согласно Баттерфилду, Аристотель утверждал, что тело при падении ускоряется
потому, что оно всё более и более ликует, оказываясь всё ближе и ближе к своей цели, а более
поздние авторитеты схоластики полагали, что ядро движет некий "импульс", который иногда
называли "стремительно стью - impetuosity". От всего этого в конечном итоге отказались, и
правильно сделали, однако науки о поведении до сих пор объясняют его подобными
внутренними "сущно стями". Никого не удивляет, когда говорят, что человек, прино ся
хорошие ново сти, шагает быстрее, потому что он чувствует ликование, или действует
нео смотрительно из-за своей импульсивно сти, или упорно придерживается одного и того же
образа действий из-за своей силы воли. Нео сторожные телеологические высказывния о
"целях" по-прежнему можно найти в физике и биологии, но стандартная практика уже
избавилась от них; напротив, почти всеми человеческое поведение приписывается
намерениям, планам, целям и задачам. Если всё еще возможен вопро с, может ли автомат
иметь цель деятельно сти, то этот вопро с подразумевает (и это надо подчеркнуть): может ли
он в этом быть подобным человеку.
Физика и биология отошли подальше от персонифицированных причин, когда они начали
приписывать поведение вещей сущно стям (началам), качествам или их природе. Для
средневекового алхимика, например, некоторые из свойств вещества могли быть связаны с
"меркуриальной" (ртутной) сущно стью, и вещества сравнивали согласно тому, что можно
назвать "Химией индивидуальных различий." Ньютон жаловался на привычку своих
современников: "Если нам говорят, что каждый род вещей наделен сокровенным
специфическим качеством, благодаря которому он действует и производит явные эффекты,
то этим по сути не говорят ничего." (Сокровенные качества - это пример гипотез, которые
отвергал Ньютон, заявляя: "Гипотез не сочиняю - Hypotheses non fingo", хотя ему самому не
всегда удавало сь следовать этому девизу.) Биология продолжала ещё в течение длительного
времени ссылаться на "природу" живых существ, и даже не отказалась полно стью от
концепции "жизненной силы" вплоть до ХХ века. Поведение, однако, по-прежнему
приписывают "человеческой природе", и существует велеречивая "Психология
индивидуальных различий", в которой людей сравнивают и описывают в категориях черт
характера, спо собно стей и навыков.
Почти все, кто имеет дело с человеческими делами - политологи, фило софы, литераторы,
экономисты, психологи, лингвисты, социологи, бого словы, антропологи, педагоги и
психотерапевты - продолжают говорить о человеческом поведении таким вот донаучным
образом. Каждый выпуск ежедневных газет, журналов, профессиональной периодики и любая
книга, имеющая какое-либо отношение к человеческому поведению, дадут нам обилие
примеров. Нам говорят, что для управления численно стью населения мира мы должны
изменить отношение к детям, преодолеть гордость числом потомства в семье или половой
потенцией, обрести определенное чувство ответственности по отношению к потомству, и
уменьшить роль, которую играет многодетно сть семьи в преодолении забот старо сти. Мол,
борясь за дело мира, мы имем дело с волей к власти или параноидальными заблуждениями
властителей, и мы якобы должны помнить, что войны начинаются в умах людей, что якобы
есть нечто самоубийственное в природе человека - наверно, инстинкт смерти, который
приведит к войнам, и что человек является агрессивным по своей природе. Для решения
проблем бедных, мы мол, должны прививать им самоуважение, поощрять инициативу и
уменьшать чувство безысходности. Чтобы преодолеть недовольство молодежи, мы должны
Дать ей смысл жизни и уменьшить её чувство отчуждения или безнадежности. Понимая, что
у нас нет эффективных спо собов до стичь что-либо из этого, мы сами можем испытать кризис
веры или потерять веру в себя, которую можно якобы во сстановить лишь путем возвращения
к вере во внутреннюю силу личности. Всем этим нас пичкают ежедневно, и почти никто не
ставит это под сомнение. Однако, ничего подобного нет в современной физике или большей
части биологии, и этот факт вполне может служить объяснением того, почему наука и
технология поведения так сильно отстали.
Обычно предполагают, что "бихевиористские" возражения против идей, чувств, черт
характера, воли и так далее, отно сятся к тому материалу, из которого они якобы сделаны.
Некоторые проклятые вопро сы о "природе сознания", разумеется, дебатировуются на
протяжении уже более чем двух с половиной тысяч лет, и до сих пор о стаются без ответа.
Как, например, может сознание двигать телом? Это продолжается и поныне; в 1965 году Карл
Поппер мог по ставить вопро с таким образом: "Мы хотим понять то, как такие
нематериальные вещи, как цели, раздумья, планы, решения, теории, сомнения и ценности могут
играть свою роль в о существлении материальных изменений в материальном мире." И,
конечно, мы также хотим знать, откуда берутся эти нематериальные вещи. На этот вопро с у
древних греков был про стой ответ: от богов. Как Доддс отметил, древние греки веровали,
что если человек вел себя глупо, то это было оттого, что враждебный ему бог вселил άτη
(страсть) в его груди. А дружелюбный бог мог дать воину дополнительное количество
μένος, с помощью которого тот будет блестяще сражаться. Аристотель думал, что в мысли
есть что-то божественное, а Зенон считал, что разум и есть бог.
Мы не можем продолжать сегодня в том же духе, поэтому самой распро страненной
альтернативой является ссылка на предшествующие материальные явления.
Общечеловеческие качества, этот продукт эволюции человеческого рода, как утверждают,
объясняют часть работы его сознания, а о стальную часть - история его личного опыта.
Например, из-за (материальной) конкуренция в ходе эволюции люди теперь имеют
(нематериальное) чувство агрессивно сти, которое приводит к (материальным) актам
враждебно сти. Или же (физическое) наказание, которому подвергается маленький ребенок,
когда его поймают за сексуальными играми, производит (нефизическое) чувство страха,
которое препятствует его (физическому) сексуальному поведению в зрелом возрасте. Этот
нематериальный, нефизический этап, очевидно, про стирается на длительные периоды
времени: агрессия уходит корнями в миллионы лет эволюционной истории, и страх,
пережитый в детстве, гнетет даже до старо сти.
Проблему перехода от одного вида явлений к другому можно было бы избежать, если бы все
они были либо ментальными (душевными), либо физическими, и обе эти возможно сти имели
своих сторонников. Некоторые фило софы пытались удержаться в этом мире души,
утверждая, что реален только непо средственный опыт, и экспериментальная психология
началась как попытка обнаружить психические законы, которые регулируют взаимодействия
между психическими явлениями. Современные "внутрипсихические" теории психотерапии
рассусоливают то, как одно чувство приводит к другому (как, например, разочарование
порождает агрессию), как чувства взаимодействуют, и как изгнанные из сознания чувства
пробираются в него обратно. Противоположную позицию, утверждающую, что душевный
этап в действительно сти является физическим, занял, как ни странно, Фрейд, считавший, что
физиология в конечном счете объяснит работу психики. В подобном духе, многие физиологи-
Психологи продолжают безудержно рассуждать о со стояниях сознания, чувствах и так далее,
в надежде на то, что эт
